Современники, характеризуя человеческие качества и талант маэстро, часто цитируют пианиста Иосифа Гофмана: «Рахманинов был создан из стали и золота: сталь в его руках, золото – в сердце». О том, на что способны были руки этого гения, знает весь музыкальный мир.

Незадолго до смерти гения за его руками наблюдала жена, Наталья Александровна Сатина. По её словам, даже в состоянии беспамятства он машинально двигал кистями и пальцами, как бы дирижируя оркестром или играя на фортепиано. К рукам маэстро на его смертном одре прикасался врач А. В. Голицын, чтобы пощупать пульс. «Мне с грустью думалось, что эти прекрасные худощавые руки никогда больше не коснутся клавиш и не дадут того наслаждения, той радости, которую они давали людям в продолжение 50 лет», – вспоминал доктор.

Золотое сердце Сергея Рахманинова для незнакомых людей скрывалось за его внешней замкнутостью и сухостью. Как утверждала ученица композитора Елена Жуковская, он нелегко сходился с людьми и не принадлежал к числу тех, кто, едва познакомившись, сейчас же переходит на «ты». Рахманинов редко кого называл по имени – только самых близких родственников. Даже к своим закадычным друзьям – таким, как музыкальный педагог Никита Морозов и певец Михаил Слонов, – он хоть и обращался на «ты», но всё же называл их по имени и отчеству. А кроме того, многие близкие люди отмечали его склонность к депрессии.

 

О его скромности свидетельствует характерный случай. Когда Рахманинов только поселился в США, один музыкальный критик спросил, почему маэстро так скромно одевается. Композитор ответил: «Меня всё равно здесь никто не знает». Через несколько лет тот же критик заметил, что Сергей Васильевич остался верен привычке скромно выглядеть. «Маэстро, ваши материальные обстоятельства значительно изменились к лучшему, но лучше одеваться вы не стали», – удивился он. «Зачем, ведь меня и так все знают», – пожал плечами Рахманинов.

При всей своей внешней неприступности он, как настоящий интеллигент из дворян, всегда с трепетным вниманием относился к окружающим и был предельно требователен к себе. Например, Сергей Васильевич всю жизнь страдал от мысли, что мешает своей игрой на фортепьяно соседям. В связи с этим он заранее заказывал в гостиницах номера с угловой комнатой, чтобы никого не тревожить. Кроме того, все знакомые в нём отмечали скрупулёзную пунктуальность – с кем бы композитор ни встречался, он никогда не позволял себе опаздывать.

 

Помощь

Щедрого сердца маэстро хватало на огромное количество знакомых и незнакомых людей в самых разных уголках России, о чём говорят его многочисленные дела милосердия. Рахманинов безропотно жертвовал заработанные деньги нуждающимся не только в период стабильной и обеспеченной жизни за океаном. Музыкант охотно участвовал в благотворительных концертах ещё на заре музыкальной карьеры, как только начались выступления на широкой публике. И чем дальше совершенствовалось его исполнительское мастерство и росла известность, тем масштабнее была помощь.

Со студенческих лет Рахманинов неоднократно давал бесплатные концерты в просветительском «Кружке любителей русской музыки» супругов Керзиных, выступал на благотворительных вечерах памяти Ильи Саца, Веры Комиссаржевской и других деятелей культуры, материально поддерживая их родных. Так, после смерти Александра Скрябина в 1915-м году Сергей Васильевич провёл несколько концертов в помощь семьи умершего коллеги по цеху. Он активно участвовал в деятельности «Российского музыкального издательства» филантропа Сергея Кусевицкого, целью которого была всесторонняя помощь начинающим композиторам.

До 1917 года каждое лето музыкант проводил в милой сердцу Ивановке – имении на Тамбовщине, где с удовольствием занимался хозяйством и черпал силы для творчества. Здесь на свои деньги композитор построил земскую школу для крестьянских детей и в каждый свой приезд в обязательном порядке помогал местным жителям, которые в нём души не чаяли. Со временем Рахманинов собирался и вовсе подарить Ивановку крестьянам, если бы не долги, которые тяжёлым грузом висели на имении. В результате оно никому не досталось, поскольку с приходом большевиков его разграбили и сожгли.

 

На чужбине

Сергей РахманиновВ эмиграции, как только музыкант встал на ноги и расплатился с долгами, у него появилось гораздо больше возможностей помогать людям. Через год-полтора «концертной страды» в Америке гонорары композитора увеличились с 500 долларов за выступление до 3000–4000. Узнав о последствиях смуты в России – Гражданской войне, разрухе и голоде, он стал сотрудничать с благотворительными организациями Красного Креста и ARA (American Relief Administration), отправляя на Родину посылки с провизией и перечисляя огромные средства в пользу бедствующих соотечественников. Рахманинов хлопотал, чтобы определённые суммы тратились в помощь творческой интеллигенции – артистам, музыкантам, а также персоналу русской консерватории, филармонических училищ и оперных театров.

Одна из расписок о получении посылок от Рахманинова принадлежит прославленному театральному деятелю Константину Сергеевичу Станиславскому. Подписью мэтра закреплён следующий текст: «Я удостоверяю, что полученные мною продукты будут использованы лично мною и не будут проданы или обменяны». Среди великого множества людей, кому Сергей Васильевич протянул руку помощи в трудные времена, встречаются такие известные личности, как К.Д. Бальмонт, И.А. Бунин, А.К. Глазунов, Б.Д. Григорьев, М.В. Добужинский, А.И. Зилоти, И.А. Ильин, Ю.Э. и Л.Э. Конюсы, А.И. Куприн, Н.А. Малько, Н.К. Метнер, В.В. Набоков, Д.М. Ратгауз, Игорь Северянин, К.А. Сомов, М.М. Фокин, М.А. Чехов и другие.

Начиная с 1941 года, Рахманинов активно перечислял деньги на нужды Красной Армии в войне с Германией, и это оказалось действенным примером для всех русских эмигрантов, неравнодушных к судьбам Родины. Всем сердцем переживая и сочувствуя воюющим соотечественникам, он открыто призывал русских эмигрантов помогать Советам, и в определённых кругах его даже прозвали «красным». Посылая один из первых чеков на 3920 долларов советскому консулу в Нью-Йорке В.А. Федюшину, композитор написал: «Это единственный путь, каким я могу выразить моё сочувствие страданиям народа моей родной земли за последние несколько месяцев». Другое очередное пожертвование в СССР он сопроводил следующими словами поддержки: «От одного из русских – посильная помощь русскому народу в его борьбе с врагом. Хочу верить, верю в полную победу».

Прожив в глубокой тоске по Родине более 20 лет, уже незадолго до смерти он отправил в советское консульство письмо с просьбой дать ему возможность вернуться домой. Он не получил никакого ответа и только тогда, наконец, принял гражданство США с целью облегчить будущее своим родственникам.

В конце жизни в одном из записанных воспоминаний он делился своей скорбью:

«Гнёт лёг на мои плечи. Он тяжелее, чем что-либо другое, это чувство не было мне знакомо в молодости. У меня нет своей страны. Мне пришлось покинуть страну, где я родился, где я боролся и перенёс все огорчения юности и где я, наконец, добился успеха».

Чтобы хотя бы чуть-чуть приглушить эту боль, на лужайке у своего последнего жилища в Беверли-Хиллс Рахманинов высадил белую берёзку, напоминающую ему далёкую Россию и родную Ивановку. Незадолго до его смерти она засохла...

Сергей Васильевич умер от прогрессирующей формы рака в своём доме в Лос-Анджелесе.